однажды под землей от одной церкви до другой. Возможно, подземные галереи
соединяли и остальные здания внутри стародубского кремля.
Обе эти церкви сохранились. Особенно ценен, может
быть уникален, собор. Уже упомянутый археолог из Киева вскрыл один из склепов в
этом храме и обнаружил там каменную плиту, на которой славянской вязью было
написано: «1405
год». Собор не раз сгорал от вражеских рук и от молний, пока, вскоре после
1677 года, не поднялся в
нынешнем своем виде. Его купол был покрыт
листами еще кованого посеребренного железа, а почерневший четырехъярусный
иконостас расписан старинными мастерами.
Говорят, кстати, будто мастера эти знамениты, письмо их великолепно, но никто не
попытался изучить этот памятник древнерусского искусства. В летописи украинского
летописца Самовидца говорилось о стародубских церквах, что они «славились на всю
Украину как по письму образов, так и по звону колокольному». Сообщение о звоне
сейчас можно только принять на веру, письмо же кое-где еще осталось, и будет
непростительной ошибкой, если его не откроют вновь для современников и потомков.
В нашей стране памятники архитектуры взяты под охрану государства. У нас есть
объявленный заповедным Суздаль с его пятьюдесятью восемью церквами, есть Ростов
Великий, Владимир, Переславль-Залесский, где восстановлены и сохранены для
потомков десятки храмов, есть небольшой литовский городок Тракай с недавно
реставрированным замком XIV
века -- памятником архитектуры
всесоюзного значения, есть Таллин, где оберегаются законом от разрушения все
церкви и дома не то что
XVI, а и XVIII
столетия. А тут, в Стародубе, многие годы рядили-гадали, что делать с собором
-- разобрать его на кирпичи или оставить как есть: пусть
служит складом. И это о здании, которое является самым древним
-- старше нету --
на всей брянской земле! Впрочем, гадания уже закончены. Рождественский собор
взят под охрану государства, его собираются реставрировать, чтобы он снова
засиял своей первозданной строгой красотой.
А вторая из оставшихся в живых каменных церквей
--
Старый Николай?
-- Она у нас под местной охраной,-- говорит секретарь
районного отдела Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.
О том, что старинные церкви --
это памятники истории и архитектуры, достояние народа, его гордость и слава,
теперь говорят во весь голос. О Рождественском соборе напечатана в «Брянском
рабочем» большая содержательная статья «Поэма в камне». Такой же статьи стоит и
Старый Николай. Этому храму не везло, пожалуй, больше, чем любому другому в
Стародубе. Первый раз его попортил пожар 1677
года, затем 1690-го, затем 1691-го, затем 1786-го. Но всякий раз церковь
возрождалась, хотя и менялась внешне, пока не приняла свой современный облик.
В Рождественском соборе после его реставрации думают открыть краеведческий
музей. Между прочим, с музеем городу явно не везет. Некое подобие такого
учреждения имелось когда-то при
мужской гимназии. В трех комнатах хранились
старинная церковная утварь, иконы древнего письма, оружие, монеты, шеломы, а в
сарае --
карета времен Анны Иоанновны с уборной и помещением для лакеев. В годы революции
и гражданской войны экспонаты эти куда-то исчезли. Дольше всего просуществовала
карета. Правда, сукно предприимчивые дельцы использовали на штаны, кожу
-- на шлеи, а остов достался стародубской пожарной
команде. Несколько лет пара добрых коней, тяжело дыша, таскала эту неуклюжую
громадину, приспособленную для перевозки воды.
На моей памяти краеведческий музей в Стародубе создавался не однажды. Один из
них был при школе, в небольшом деревянном флигеле, над входом в который висел
предложенный Борисом Шумейко плакат: «Ученым можешь ты не быть, но краеведом
быть обязав».
В последнюю войну все это погибло в огне. Та же участь постигла почти все
районные музеи области. Но окончилась война, и там, н других городах, за дело
принялись быстро и с желанием. На помощь пришло население, музеи восстановили, а
где их не было, открыли. Зашевелились и в Стародубе. С помощью приехавшего сюда
представителя областного музея создали нечто вроде организационного комитета,
даже распределили будущие обязанности: кому отвечать за отдел истории, кому за
отдел природы, кому за отдел советского периода. Главным энтузиастом всего дела
стал учитель географии Николай Васильевич Глинкин.
...--
На следующий год обязательно откроем музей,-- говорит Владимир Иванович Лушков,
заведующий районным отделом культуры.
Владимир Иванович собран, энергичен, ему нравится его должность, и он горячо
берется за любое новое дело, если оно кажется ему полезным.
Вместе с Лушковым мы идем в отведенное под музей
здание на Красно-Октябрьской. В одной из комнат на
полу, на столе, на подоконниках лежат экспонаты. Пока их не так уж и много, но
они есть, их несут горожане, кто бесплатно, от чистого сердца, а кто и с
надеждой поживиться, сорвать куш. Я разглядываю крупный мамонтовый клык,
обнаруженный в центре города, когда рыли траншею для водопровода, и мамонтовое
бедро, торчавшее в меловой горе под Левенкой. Тут же, правда пока в хаотическом
беспорядке, старинные самовары, подсвечники, мебель, утварь
-- все это бывшее в обиходе горожан и сто, и более лет
назад. Царские бумажные деньги, керенки, оружие разных времен и войн, древние
книги, иконы, картины... Скоро привезут рояль, принадлежавший Рубцу, и гусли, на
которых он играл в
понуровском имении Миклашевских, портреты Рубца,
его музыкальные сочинения, его учебники, по которым учились многие поколения
студентов всех русских консерваторий. Все это думают собрать в одной комнате,
целиком посвященной Рубцу. А во дворе музея установят первый в Стародубском
районе трактор «Фордзон».
...А я слушаю и вспоминаю другую стародубскую библиотеку, называвшуюся
Центральной и считавшуюся чуть ли не лучше областной. Не раз культурные деятели
из Орла и Смоленска да и из Москвы пытались заграбастать стародубские книжные
сокровища, но заведующий библиотекой М. Т. Кремнев проявлял достойную своей
фамилии крепость, ложился костьми и отстаивал книжные богатства библиотеки. А
были тут и комплекты «Современника», и номера герценовского «Колокола», и
прижизненные издания классиков пушкинской поры, и вся обильная, ныне уникальная
литература о Старедубе, восходящая к XVII
веку и заканчивающаяся веком двадцатым, и книги с автографами писателей, и
летописи, и первопечатные книги, и, конечно, все классики, и все. лучшее, что
выходило в наши дни, и книги на французском, английском, немецком, латинском,
греческом, древнееврейском и некоторых других языках.
Почти все это библиотека получила в годы революции. Где-то рядом, в соседних
уездах книги горели вместе с помещичьими усадьбами, а в Стародубском на санях и
подводах свозились из опустевших имений в город, в двухэтажный кирпичный особняк
на Большой-Черниговской улице. Целые библиотеки, подобранные со вкусом и
собираемые порой не одну сотню лет, нашли надежный приют в этом доме.
Все это хранилось в образцовом порядке, все строго и ревниво оберегалось
добрейшим Моисеем Тихоновичем Кремневым. Самое ценное выдавалось далеко не
каждому, а лишь тому, кто в нем по-настоящему нуждался, и я не раз встречал в
библиотеке незнакомых людей, которые специально приезжали в Стародуб, чтобы
познакомиться с какой-нибудь редчайшей книгой.
Почти все, что я прочитал в детстве и юности
-- а читал я тогда уйму, --
было получено здесь, в Стародубской центральной библиотеке.
Я не помню книги, которую нельзя было бы достать если не в абонементе, то из
фонда, из старинных, с резными вензелями надверцах всегда запертых шкафов,
украшавших просторный кабинет заведующего. Из-за стекол тускло поблескивало
пропахшее стариной золото корешков. Это была святая святых, алтарь, врата
которого открывались далеко не перед каждым. За много лет моего знакомства с
библиотекой лишь несколько раз я был удостоен этой чести…
И вот все это --
десятки тысяч томов вместе с редчайшими автографами и экслибрисами
-- оккупанты свезли в ветеринарную лечебницу на окраине
города, облили керосином и подпалили. А Моисей Тихонович, чья жизнь была без
остатка отдана книгам, своей «книжнице», которую он по томику собирал чуть ли не
четверть века, не перенес утраты и умер вскоре после войны.
...Я вдумывался в знакомые с детства названия деревень, сел, урочищ
-- все эти буды и гуты, рудни и посады, слободы и
местечки, и тогда словно по волшебству названия пробуждались от спячки, говорили
о себе, какие они есть, брали за руку и уводили куда-то в туман и глубину
времени.
«Печеники» --
написано под крохотным кружочком возле Стародуба.
Я хочу побывать в этом древнем селе, названном так в память о печенегах. С
сильным кочевым народом --
печенегами славяне враждовали не на жизнь, а на смерть, пока не победили. Я
думал раньше, что борьба велась южнее, но карта не может ошибаться, значит,
рубились и здесь, на обрывистом берегу Вабли...
Неподалеку Литовск. Его название напоминает о непрошеных гостях, наймитах
великих князей литовских, с мечом пожаловавших на русскую землю.
Вот Запольские Халевичи, основанные в то недоброе время, когда стародубская
земля была под поляками. Уже в городской черте Шведовщина, память о Северной
войне, когда полки Карла XII
сожгли предместье Стародуба, но так и не смогли взять город. К югу от Воронка
есть Шведова Криница.
Дважды разоряли Стародуб татары, и я долго искал какое-либо упоминание об этом
на карте, пока не встретил в старинной книге урочище Татарский Перевоз. Это на
юге района.
Есть тут и Меженики, от слова межа»
-- «рубеж», где бились с врагами наши предки. Есть
упоминаемое еще в 1666 году
Остроглядово, откуда «остро глядели» выдвинутые вперед дозоры. Есть речка Бой,
где шли бои со шведами. Есть Селище --
так называли села, сгоревшие в огне войны и вновь возникшие- на пепелище. Есть
Стража и Окоп, основанные при Иване Грозном как укрепления. Есть Победа.
Пятьдесят километров в длину и сорок в ширину имеет Стародубский район, а
глядите, как точно запечатлена на его карте многовековая бурная история всей
страны!
...Мы минуем уже начавший собираться базар и выходим на широкую и длинную
Красно-Октябрьскую. Раньше эта улица называлась просто Красной
--то ли за обилие крови, которая на ней лилась, то ли за
былую красоту, от старинного значения слова «красный» --
красивый, превосходный, лучший.
Названия эти схожи между собой. Но вот была в городе улица, которая под острым
углом вклинивалась в другую, за что и получила издревле название Клин. Теперь
она называется улицей имени Парижской Коммуны. Читатели, надеюсь, поверят, что
автор этих строк искренний почитатель героических французских коммунаров. Но что
общего между древней Стародубской улицей с маленькими деревянными домами,
потонувшей в садах, заросшей травой, что общего между нею и Парижской коммуной?!
Какими, пусть самыми отдаленными, связями соединено это место с подвигом парижан
1871 года?
Заречная часть города за греблей искони называлась Рубцовкой. Сейчас она зовется
по-другому. А между прочим, название Рубцовка уходит своими корнями в глубокую
старину, когда тут жили предки уже не раз поминавшегося А. И. Рубца. Была
Гудовка. Говорят, когда-то у этой окраинной улицы ночами выли
-- гудели --
волки. Сейчас эта улица носит другое название. Была Мостовая, потому что ее
первую в Стародубе замостили булыжником,--
и ее переименоали.
А вот улицы имени батьки Беженки у нас нет, хотя именно его Таращанский полк
освобождал Стародуб в 1918
году от немцев и гайдамаков. Нет в Стародубе улицы имени «нашенского» декабриста
Миклашевского. Никак не отражены на плане города имена прогрессивного
исследователя Черниговской губернии, и в том числе Стародубской земли,
профессора А. А. Русова, историка А. М. Лазаревского --
автора капитального труда о Стародубском полке, крупнейшего знатока местного
говора профессора П. А. Расторгуева.
Был в городе Миклухин переулок. Название, возможно, не очень благозвучное, но
говорящее о том, что в этом переулке родился и долго жил отец великого русского
путешественника Николай Ильич Миклухо. Он был крупным инженером, строил
Николаевскую железную дорогу и служил первым начальником станции Петербург.
Миклухо-отец не забывал свою родину и, скитаясь по России, нет-нет, да и
заглядывал в Стародуб. Очевидно, здесь бывал и сам ученый
-- Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Однако
название -- переулок
Миклухо-Маклая -- в Стародубе не
сохранилось.
Стр.3
|