А в это время другой голос уже поднимается в защиту города моего детства. Что из
того, говорит этот голос, что здесь не было, да и нет до сих пор ничего такого,
что бы гремело на всю страну, даже на область, нет ничего выдающегося,
выходящего из ряда вон? Разве мало в нашей стране городов вот таких же тихих,
неприметных? Что делать, если он такой, как есть, а не лучше? Забыть его?
Выбросить из памяти? Перечеркнуть все, что было?
Кто-то чужой, приехав сюда, возможно, взглянет на Стародуб равнодушно, а кое на
что и с неприязнью, как я, возможно, взглянул бы на него, не будь этот город
«моим». Но здесь все иначе. Пускай он не успел преобразиться, пускай не
претерпел коренных перемен; но весь устоявшийся уклад сонной жизни, дремучий
провинциальный быт старой России
-- это ведь прочно кануло в Лету! Мал твой город или
велик, красив или уныл, красочен или сер, но он строится, растет, старается
шагать в ногу с тем новым, что всколыхнуло за последнее время всю страну!
...А ведь когда-то Стародуб рос и богател. В старинных книгах он неизменно
упоминается в числе крупнейших городов на Руси. Еще не было на свете Москвы, а
из-за него шла кровавая борьба. В 1096
году «Олег выбеже в Стародуб и затворися ту».
Это первое упоминание о Стародубе в Лаврентьевском списке Нестеровой летописи.
Другие источники указывают на еще более раннее время
-- 1024 год, когда стародубцы и черниговцы, выступавшие
на стороне Мстислава Удалого, разбили киевского князя Ярослава Мудрого.
Девятьсот пятьдесят лет будет вот-вот отмечать мой город!
Три-четыре века назад тут кипела жизнь, накалялись политические страсти, город
привлекал огромное число купцов и ремесленников с Украины, из Москвы и
Прибалтики. Сколько тогда жило людей в большом и шумном Стародубе?..
20 августа 1535
года ворвавшиеся в город захватчики убили тринадцать тысяч жителей, «других
многих повели в плен», а город сожгли. «Впрочем, неприятели в страхе удалились,
опасаясь больших сил государя... Государь в том же году велел поставить новый
город. И город Стародуб тогда же построен, построены святые церкви, сколько
можно было, и незримо наполнился город людьми».
В конце XVIII
века, перед назначением Стародуба в разряд уездных, в нем осталось всего
девятьсот человек. В 1859 году
это число увеличилось до двенадцати с половиной тысяч, в
1897 -- еще вдвое. А затем начался спад.
Почему?
--
думалось мне. Ведь не тогда, а уже давно переместились в сторону торговые пути,
уже давно стало ясно, что рядом нет ни угля, ни железа, а город все-таки рос и
только в начале нашего века стал как бы пятиться.
Дореволюционные учебники географии делили Россию на две огромные области
-- производящую и потребляющую хлеб. Стародуб лежал
где-то на стыке этих зон. Было время, когда он производил зерна больше, чем
поедал сам, но, чем дальше шло время, тем беднее и труднее становилась жизнь. В
конце прошлого века в уезде не хватало для пропитания пятисот с лишним тысяч
пудов ржи. Земля не могла прокормить все население. Более четырнадцати-тысяч
крестьян, засунув топор за пояс, уходило ежегодно на сторону в поисках работы.
Иные навсегда покидали насиженные места.
Так было повсюду в России. Но если из Прибалтики, западных областей Украины и
Белоруссии зачастую ехали за океан, в Америку,--
наши мужики обживали Сибирь и Дальний Восток. На карте Уссурийского края,
изданной в 1896 году,--
около ста сел и деревень, названия которых взяты из Черниговской губернии, куда
до революции входил Стародуб.
А иные брали направление на юг России: добрались до Ингульца, поставили на его
берегу несколько хат и не мудрствуя лукаво окрестили поселение Ново-Стародубом.
Другие двинулись на Северный Кавказ и там, недалеко от Пятигорска, основали
Стародубское. На Сахалине тоже есть село Стародубское
--
значит, и туда занесло моих земляков! (Замечу в скобках: как бы отвечая
любезностью на любезность, одну из деревушек в Стародубском уезде назвали
Сахалин.)
Недавно, вместе с писательской бригадой, я побывал в Стародубском. Грозно шумело
штормовое Охотское море, и соленые брызги доставали до маленьких рыбацких домов.
Мы выступали в клубе, каждый говорил о своем, я же решил рассказать о том, как
возникло село, о первых переселенцах, а заодно и о самом городе, откуда они
пришли сюда. Когда вечер окончился, ко мне сквозь толпу протиснулся парень
и, застенчиво улыбаясь, протянул руку. «Здравствуйте,--
сказал он.-- А я из Стародуба».
Одна дореволюционная газета назвала переселенцев «слетающими с орбит деревенской
жизни». В 1894
году из Стародубского уезда «слетело» всего двенадцать человек, в
1895 -- двести пятьдесят один, в
1896 -- восемьсот пятьдесят, в следующем
-- две тысячи триста пятьдесят три. Это уже было не
переселение, а бегство. «Бесплодная, неблагодарная почва, требующая чрезмерных
усилий для обработки и почти никогда не вознаграждающая трудов земледельца.
Вечная нужда и неудачи...» --
довольно точно объясняли в то время причины этого бегства.
Так было до революции. А потом?
В 1917
году в Стародубе числилось четырнадцать тысяч жителей, в
1933 -- двенадцать тысяч триста, в
1960 -- одиннадцать тысяч семьсот. Правда, к
1970 году население Стародуба немного выросло, зато
число жителей района уменьшилось почти на девять тысяч человек! Почему? Какая
центробежная сила до сих пор выбрасывает отсюда людей?
«Провинциальный город никогда ни для кого не служил целью, а только стоял на
пути, на том бесконечном, постылом пути, который так, кажется, и перелетел бы,
если бы были крылья».
Но ведь эти строки писались Салтыковым-Щедриным почти сто лет назад! Они лежат в
другом измерении, в ином социальном строе. Неужели именно Стародубу, словно
городу-реликту, досталось одному в наши дни подтверждать это горькое щедринское
раздумье? А может, и не одному. Я не занимался статистикой, но наверняка и в
других краях есть свои Стародубы. Почему же не сидится их жителям на месте?
Отчего из больших городов молодежь не выгонишь палкой, а в малых не удержишь и
пряником?
...Бульвар
стал гораздо больше, к нему прирезали
соседние сады, осиротевшие после того, как сгорели в войну дома. Соорудили
киоск, торгующий по вечерам квасом и пивом. Устроили карусель и качели-лодочки.
Поставили несколько цементных фигур. Парка эти скульптуры, конечно, не украсили,
как не украсили его и два гипсовых льва, свирепо глядящих на публику. (Как тут
не помянуть добрым словом эстонцев: не так давно они торжественно разбили в
Таллине последнюю статую-близнеца, а взамен начали ставить другие, сделанные
местными силами. Между прочим, молодые брянские скульпторы советовали своим
городским властям последовать примеру эстонцев и даже предложили свои услуги, но
в горсовете это сочли за веселую шутку.)
«Сковорода» тоже новая, огороженная высоким и прочным барьером, чтобы не
перелезали безбилетные любители фокстрота. Три дуплистые липы свешивают над ней
свои длинные ветви, четыре желтых, как совиный глаз, фонаря глядят вниз.
...Передо мной программа самодеятельного концерта, состоявшегося в Стародубе
13 января 1920
года. Недавно я получил в подарок этот истрепанный листок желтоватой бумаги с
полинявшими буквами от пишущей машинки «ундервуд». Вот эта программа
«музыкального матино» (утра). Отделение первое. Моцарт, увертюра к опере
«Свадьба Фигаро»; Доницетти, ария из оперы «Лукреция Борджиа»; Шуман, «Бедная
сирота» и «Веселый крестьянин»; Сенжеле, фантазия на темы оперы Беллини «Норма»;
Амани, менуэт; Чайковский, «Осенняя песня»; Бах, «Пробуждение весны». Отделение
второе. Мендельсон, симфония номер три. Отделение третье. Шопен, ноктюрн номер
двадцать и полонез, опус сорок, номер один; Брамс, «Венгерский танец» номер
шесть;
Мендельсон, Апассионата.
В этом отнюдь не исключительном для того времени, рядовом концерте участвовало
тринадцать человек, не профессионалов, а таких же, как и в современном концерте
самодеятельности, служащих, ремесленников, рабочих: братья Григорий и Иван
Черняховские (скрипка, виолончель), Яницкий (альт); некоторые вещи, например
«Тирольская песня», исполнялись одновременно на двух роялях, в шесть рук
-- Л. Лапчинская, Ф. Генкина, А. Горбунова.
В те годы в Стародубе часто выступали симфонический оркестр (тридцать
музыкантов) и. хор из шестидесяти человек: маляры, сапожники, огородники, мелкие
служащие, учащиеся. Они тоже исполняли модные романсы и танцы, однако главным,
основополагающим были все же классические вещи и народные песни, найденные
Рубцом в окрестных селах и заново рожденные на сцене. Стоит вспомнить и о том,
что Стародуб был первым в России провинциальным городом, в котором местными
силами была поставлена опера «Иван Сусанин». Совершил этот подвиг профессор
Петербургской консерватории Александр Иванович Рубец, в один из своих приездов
на каникулы в родной город. Представление прошло с шумным успехом шесть раз!
...Я отношусь к непримиримым противникам тех людей, которые считают, что «в
провинции» одна серость и скука, что культурному человеку там делать нечего и
что жить можно только в большом городе, не ниже областного.
Жить интересно можно в любой географической точке страны, хоть в чуме, хоть на
полярной зимовке, хоть в домике таежного лесника, не говоря уже о колхозе и
маленьком городе. И в то же время можно духовно прозябать в столице, имея под
носом Третьяковскую галерею и Художественный театр.
...И выясняется: ,
что в Стародубе дважды бывал Илья Ефимович Репин, а по соседству, в имении
князей Долгоруковых. Великая Топаль, жил и писал с натуры Иван Иванович Шишкин;
что стародубский доктор Корженевский лечил приезжавшего к нему Алексея
Константиновича Толстого;
что знаменитую миргородскую лужу Гоголь впервые увидел сивеем не в Миргороде, а
где-то в Стародубском уезде, кажется в Погаре;
что в Стародубе в 1908
году состоялся созванный А. И. Рубцом съезд наследников опального гетмана
Украины Полуботка. Наследники претендовали на то, чтобы получить (и, по
убеждению Рубца, передать России) ни много ни мало восемьсот миллионов рублей
золотом -- сумму, в которую
обратился вклад гетмана в Английский банк. Легенда? Не совсем. В одном из
номеров «Недели» можно прочитать, что в Инюрколлегии до сих пор не закрыто
дело
наследников наказного гетмана Полуботка;
что Стародубский уезд жаловали своим присутствием даже коронованные особы,
как-то: Петр 1,
Екатерина
II, Александр III
и Карл
XII.
Кто-то слышал от стариков, что до революции жил в Стародубе провизор Карл
Рихтер. «А что если это отец?» Тут же достается энциклопедия. Увы, у Святослава
Рихтера другое отчество, и зачислить знаменитого пианиста в число земляков
нельзя. Я тоже по мере сил копаюсь в памяти, а всего больше роюсь в блокнотах с
выписками.
Стр.1
|
...А
вот и красная деревянная каланча, по верху
которой днем и ночью ходил скучающий пожарник. Оттуда хорошо виден
весь город: огромный яблоневый сад, накрывший своими ветвями дома и
домишки. Широкие и ровные улицы, словно параллели и меридианы, рассекают
этот сад; кривые переулочки, как попало торопливо сбегают с горок к
речке и озеру, заросшему ряской и глянцевыми листьями кувшинок. 
