Георгий Васильевич Метельский

 

СОГРЕТЫЕ СЕРДЦЕМ СТРОКИ

Рассказ о писателе Георгии Васильевиче Метельском начну со случая тридцатилетней давности, который произошел во Дворце культуры имени Кирова в Ленинграде в 1967 году. Тогда, на встрече членов редколлегии журнала «Октябрь» с читателями, заместитель редактора журнала Кривицкий в числе других лучших авторов назвал и фамилию Метельского. Он по-доброму похвалил его за недавно выпущенную в издательстве «Мысль» в Москве книгу «Листья дуба».

— Сожалею, что не смогу показать вам ее,— сказал Кривицкий.— Книга удивительная, прочитал ее залпом у себя в редакции, а вот приобрести еще не успел...

— К великому сожалению, я тоже не захватил ее с собой,— с виноватым видом сказал сидящий за столом президиума светловолосый человек с добрым лицом...

— Такая книга есть у меня!— сказал я и поднес ее из зала Метельскому.

Книгу вначале повертели в руках члены редколлегии журнала, а затем передали посмотреть присутствующим в зале ленинградцам.

Когда закончилась встреча, Георгий Васильевич подошел ко мне и очень тепло поблагодарил за то, что я его «выручил», сделал в книге мне дарственную надпись. Поговорили с писателем о родном Стародубе, наших общих знакомых и тепло распрощались в надежде на встречу уже на Брянщине.

С Г. В. Метельским встречался не столь уж часто, хотя мы в общем-то знали друг друга не только в лицо. За его творчеством я следил постоянно по выходящим в свет интересным книгам писателя. А вот его «Листья дуба» и поныне бережно храню в своей домашней библиотеке и всякий раз перечитываю ее, когда возникает потребность приобщиться к родным местам.

Выдержавшая два издания, эта повесть, по словам литературных критиков и самого писателя, является одним из лучших его произведений. Не случайно аннотация к ней начинается такими словами: «Книга эта о брянских краях, об их задумчивых тихих речках и знаменитых дубравах, о больших и малых городах, современных бойких трактах и тихих проселках, по которым многие сотни километров проехал и прошел автор, чтобы еще ближе познакомиться с родным краем и рассказать о нем в своей книге...»

О родном городе, крае Георгий Васильевич интересно повествует и в других своих произведениях, но все же самые проникновенные страницы его сыновней любви к Брянщине — в «Листьях дуба». В этой повести свое очарование и своя особая теплота, которые испытываешь, хотя бы ненадолго прикоснувшись к ней.

Вот что написал о ней автору Сергей Баруздин: «Вашу книгу «Листья дуба» я прочитал с истинным наслаждением. Так я читал когда-то, пожалуй, Солоухина (в этом жанре). Уже «Десна-красавица» Грибачева, Смирнова, Кривицкого и «Сказки Брянского леса» Алексеева все же не то, что ваша книга. Ваша — глубже, пристальнее...»

О творчестве писателя Георгия Васильевича Метельского можно говорить бесконечно. Картины глубокой древности нашего края, его природы и сегодняшних героических дел брянцев проходят перед мысленным взором читающего не только в «Листьях дуба», но и в романе «Скрещенные стрелы», сборнике повестей и рассказов «Лесовичка», опубликованных литовским издательством «Вега» в Вильнюсе, где провел долгие годы своей жизни писатель. О людях нашей земли, например, его повести «Чистые дубравы», «Закон Ома» и другие.

Вот еще одно высказывание из письма Метельскому всем нам известной писательницы, лауреата Ленинской премии Мариэтты Шагинян: «В тот же день по получении вашей книжки (речь идет о сборнике «Лесовичка») я ее всю прочла. И читала не отрываясь. Чем-то очень человечным, простым и милым, и, главное, заботой о читателе повеяло от ваших вещей».

...Сложный, тернистый путь в науку, журналистику, а затем и в большую литературу у сына стародубского адвоката и учительни­цы начинался с небольшого аккуратного домика, что стоял по улице Свердлова, утопающий в чудесном яблоневом саду. Как же потом любил этот сад писатель, как восторгался им! Да это и понятно. Может быть, именно этот дом, этот сад начали формировать его как литератора. Вот что писал Метельский о саде своего детства:

«Каждый раз, когда из своего далека я вспоминал родной город, я прежде всего видел перед собой этот сад. Я видел его, наш сад, во все времена года, но всего чаще почему-то зимний, засыпанный белым пухом до нижних ветвей яблонь, до половины изъеденного старостью одноногого стола, за которым летом занималась с учениками мама, а потом и я сам пробовал силы в должности репетитора. Интересно было погожим морозным днем брести к этому столу по снежной незапятнанной целине, оставляя в ней глубокие темно-синие вмятины, смести руками со скамейки взбитую чистейшую подушку снега...

Или ранней весной в начале апреля, когда он в один прекрасный день превращается в разливное море со своими островами, архипелагами, проливами и перешейками. Яблони, старый ясень, черемуха, верба, склонившаяся над оставшейся от погреба ямой,— все это заливалось весенним разливом, и все это отражалось в сияющей, ослепительно голубой воде, несшей на себе белые холодные облака. Все это дымилось, высыхая,— стволы, старый одноногий стол, скамейки вокруг него...

Я любил наш сад знойным летом, особенно ночью, когда спадала духота и вместе с прохладой настороженная тишина опускалась на землю. Все замирало, словно в ожидании радостного события, все отдыхало от горячего и шумного дня, и все было спокойно, как небесный свод.

Сейчас сад уже не наш, вместе с половиной проданного дома он отошел к другому хозяину. Но мне никто, во время моих приездов в Стародуб, не запретит смотреть на свидетелей моей юности — яблони и груши. Там я перечитал уйму книг, там готовил уроки, писал стихи...

Юность моя тесно связана с этим домом, с этим, казавшимся бесконечным, садом, с колодцем под замшелым навесом, откуда уже никто не берет воду, с гигантскими, росшими кучно четырьмя дуплистыми липами в центре сада, с буйными цветниками вдоль дорожек, с грядками клубники «виктория», с пропахшими сухими травами длинным светлым коридором и полутемными тихими комнатами, с беккеровским сияющим роялем, познакомившим меня впервые с Чайковским, Бетховеном, Глинкой...»

Вот таким, очарованным жизнью, музыкой, стихами, может быть, первой любовью, только что окончивший местную девятилетку впервые в жизни уезжал из этого города Жора Метельский, чтобы поступить в Липецкий горно-металлургический техникум. Поезд отходил из Стародуба в Унечу часов в пять утра. Много лет спустя писатель в «Листьях дуба» так описывал это расставание со своим детством и отрочеством:

«Мы стояли на холодном, продуваемом сырым ветром перроне — я и мама в своем поношенном сером пальто и вязаном берете. Мерцал тучный керосиновый фонарь, похожие на молочный кисель облака равнодушно плыли над нами.

Я ехал куда-то в неизвестное, а мама оставалась строгая и добрая в пенсне на тонком прямом носу. Неловко обнимала меня худой рукой, углубившись в свои трудные думы.

Надтреснуто и горько прозвенел станционный колокол, я бросился ей на шею и почувствовал, как текут ее слезы по моим щекам: «Береги себя...»

Оставаться всегда труднее, чем уезжать. С этого дня я уже не жил дома, а был в нем лишь дорогим, всегда желанным гостем...»

Техникум Георгий окончил в 1932 году. После работал инженером-проектировщиком в Харькове, служил в армии, потом поступил в Харьковский институт инженеров железнодорожного транспорта, а с третьего курса перевелся в такой же институт в Москву.

Но в науку Метельский не пошел. Он родился писателем, чтобы затем стать им. А этому предшествовали трудные и увлекательные годы жизни, отданные журналистике. Георгий Васильевич во время эвакуации в Сибирь активно сотрудничал в Томской городской и Новосибирской областной газетах. Известны его очерки о светилах медицинской науки — гистологе Заварзине, хирургах Савиных, первыми в стране сделавших операцию на сердце, Петрищеве и Левковиче, открывших возбудителя энцефалита.

Вернувшись в Москву, когда еще шла война, Метельский поступает работать в «Комсомольскую правду», где с головой окунается в кипучую журналистскую деятельность. Вот как вспомина­ет о его работе в то время в отделе рабочей молодежи его колле­га П. Гельбак в своей книге «Срочно в набор»:

«Как-то в разгар рабочего дня в моем кабинете появился светловолосый молодой человек.

— Вы хотите написать о работе своего вуза?— осведомился я.

— Ни в коем случае,— быстро ответил он.— Я мог бы рассказать о молодых железнодорожниках, об учащихся ремесленных училищ. Не обязательно в Москве, могу поехать в командировку.

— На следующий день. когда Метельский снова пришел в редакцию,' мне о нем уже было кое-что известно. На работе его охарактеризова­ли как способного вдумчивого ученого. Сказали, что он не только закончил работу над кандидатской диссертацией, но и пишет стихи.

В первую командировку Метельский отправился с большой охотой. И первая его статья .была одобрена на летучке. Потом печатались и другие статьи. Широкий отклик вызвал его очерк о враче Вл. Неговском, который первым в мире вернул к жизни «мертвого» солдата (после клинической смерти). За два года работы в «Комсо­мольской правде» Метельский побывал во многих уголках страны, написал немало интересных, злободневных очерков, приобрел немалый литературный опыт».

Осенью 1944 года Георгия Васильевича направили работать в Вильнюс, в редакцию газеты «Советская Литва». Об этом периоде его журналистской работы читаем в книге Гельбака:

«Появление Георгия Метельского в редакции газеты пришлось как нельзя кстати. Он сходу включился в редакционные дела, проявив завидную оперативность, эрудицию, умение писать на самые разные темы. Его, кандидата технических наук, назначили заведующим промышленным отделом. И этим мы в редакции очень гордились. Ведь он тогда был, считай, единственным кандидатом технических наук в Литве.

Одну из первых своих статей «Жизнь начинается вновь» он написал о железнодорожниках. Статей, очерков было много, однако интересы Георгия Васильевича выходили далеко за рамки отдела промышленности. Его подпись стояла под статьями о подготовке рабочих кадров, начале учебы в университете, о машинистах, которые повели первые пассажирские поезда из Вильнюса в Москву...»

Очень тянуло пытливого журналиста к архивам. Он, например, познакомил читателей с пребыванием в Вильнюсе Суворова и Кутузова.

Чем ближе Метельский знакомился с Литвой, людьми этого края, чем глубже вникал в ее историю и действительность, тем чаще его очерки перекочевывали из газетных полос на страницы журналов и книг. Вскоре он выпустил книгу о строительстве электростанции на озере Друкшяй, которую построили соседние колхозы Литвы, Латвии и Белоруссии. В Литве вышла его книга «Судьбы деревни Пирчюпис». Венцом журналистской деятельности Георгия Метельского в Литве стала его проникнутая глубокой любовью к народу, с которым сроднился, книга «В краю Немана». После ее перевели на француз­ский, английский, испанский и другие языки.

В 1955 году Г. В. Метельского приняли в Союз писателей СССР. А через год он оставил работу в редакции и стал профессиональным писателем. Он много ездил по стране, активно сотрудничал с журналом «Октябрь». Несколько полных сезонов провел с геолога­ми, искавшими нефть и газ на Ямале, Таймыре и в Северной Якутии. Итогом стала книга «Ямал — край земли». Он побывал на Колыме и в Приполярье. Жил с геологами и буровиками, бывал даже там, где не ступала нога человека. Рождались повести и рассказы о Севере. Геологам посвящен замечательный роман «На 62 параллели».

Затем «прошел» по кромке двух океанов, побывал на Курильских островах, Сахалине, Чукотке, во всех республиках Средней Азии и Кавказа. Жил на пограничных заставах почти всех границ тогдашнего СССР. В результате увидели свет его книги «Тайфун над пограничной заставой», «Гюрза», «Бедные вы мои» и другие.

Особое место в писательской деятельности Г. В.Метельского занимают книги, созданные на историческом материале. Согласитесь, чтобы создать документальный роман, повесть или даже очерк, нужно вести кропотливый поиск документов, свидетелей, просиживать в библиотеках, копаться в архивных подшивках в поисках нужного материала. Хорошо испытав на себе все это, Георгий Васильевич в книге «Листья дуба» пишет: «Если ты хочешь найти — ищи! В книгах, журналах, газетах, альманахах, плакатах, листовках — где-нибудь, но ты обязательно найдешь то, что ищешь! Попробуй, наконец, ринуться в лабиринт рукописей, в катакомбы чужих строчек, букв, сживись с автором, с его манерой письма, не пожалей на это ни времени, ни сил — и кто знает, не блеснет ли вдалеке клочок синего неба, не поколеблет ли свежая струйка воздуха тихое пламя свечи?»

Большим успехом увенчались его многолетние поиски документов и свидетельств современников о незаслуженно забытом выдающемся музыканте, профессоре Петербургской консерватории А. И. Рубце. Как итог — документальная повесть «Чувства добрые я лирой пробуждал». Рубцу писатель посвятил много страниц своего литературного творчества, можно сказать, он заново родил эту фамилию на Стародубщине, сделав своим скромным трудом все, чтобы имя великого музыканта и доброго мецената закрепилось в сознании не только нынешнего, но и будущих поколений.

Коль уж речь пошла об изысканиях Метельского для написания исторических произведений, нельзя умолчать о его повести «Заря вечерняя» (1995 г.) о нашем земляке, талантливом русском поэте из Овстуга Федоре Ивановиче Тютчеве. Вдохновенный певец природы, поэт-философ, мыслитель, один из крупнейших представителей мировой философской поэзии, он предстал перед читателями в книге Метельского именно таким человеком из прошлого и стал для нас еще дороже и значимее.

Во всем разнообразии жанров творчества Г. В. Метельского, на мой взгляд, явно просматривается такая особенность, как доку­ментальная точность географических мест, событий и жизней героев его произведений. Именно эта особенность его творчества видится в изданном в Вильнюсе романе «И стелется пред нами жизнь его». По словам самого автора, эта книга потребовала немало усилий, долголетних архивных изысканий, благодаря чему читателю предо­ставлены факты, публикуемые впервые. Трудная задача, которую взял на себя Метельский, в определенной степени была успешно решена еще и потому, что писал он о своем земляке из Красного Рога, где сам много раз бывал, беседуя с людьми, вбирая в себя все то, что когда-то окружало писателя А. К. Толстого, служило ему материалом для литературного творчества. Роман этот о любви, огромной, самозабвенной, безраздельной, ставшей негасимым светом, озарив­шим будни и праздники писателя Толстого. В романе к давно сложившимся в нашем представлении именитым портретам Г. Ме­тельский добавил существенные штрихи к образам собратьев Толстого. Не потому ли по-новому зазвучали для нас такие бессмертные строки, как «Колокольчики мои...», «Средь шумного бала случайно...» и другие.

Документальная точность событий, географических мест ярко прослеживается в его исторических повествованиях — повестях о Сигизмунде Сераковском и Петре Смидовиче, романе о Тарасе Шевченко, повестях об Адаме Мицкевиче и, наконец, о нашем земляке известном промышленнике России Сергее Мальцеве.

Однако особая любовь, признательность и внимание на протяже­нии всей жизни Г. В. Метельского отданы родной Стародубщине. Кроме приводимой выше повести «Листья дуба» о родных сердцу местах писатель тепло и вдохновенно рассказал читателям в таких своих произведениях, как романы «Староборское лето», «Быстры, как волны», «Скрещенные стрелы», повесть «Черные ручьи», во многих рассказах, очерках, стихах. Их он начал писать в раннем возрасте.

А состоялся как поэт Метельский в 1938 году. Его первое стихотворение «Дождь» по рекомендации Михаила Голодного было опубликовано в журнале «Октябрь». С тех пор он, наряду с прозой, постоянно писал стихи. В трех сборниках их собрано много. От них веет лиричностью, душевной теплотой и сердечной искренностью.

Тот, кому довелось прочесть поэтические сборники Метельского «Солнечная ночь», «Прозрение» и выпущенный недавно издатель­ством «Придесенье» «Одолевая высоту», познакомится с тонким и своеобразным поэтом, человеком, влюбленным в родную природу. Его поэтический герой — рачительный и заботливый хозяин всех богатств земли, утверждающий на ней добро, красоту, справедли­вость.

«Вся твоя жизнь — в бесконечной дороге, в поисках и борьбе» — не о себе ли эти строки написал Георгий Васильевич в одном из стихотворений из сборника «Солнечная ночь»?

Дороги и поиски нового составляют суть жизни, плодотворной деятельности неутомимого публициста, прозаика, поэта, подарившего за свою долгую жизнь читателям около 40 книг. Он не только вдоль и поперек объездил Советский Союз, но и побывал во многих зарубежных странах. Каждая его поездка за рубеж — это тоже увлекательное произведение об увиденном и пережитом.

Великий патриот своей малой родины, Г. В. Метельский никогда не забывал Брянщину и родной Стародуб. Постоянно проживая на протяжении более чем полувека в Вильнюсе, он тем не менее .каждый год приезжал в город своего детства и юности, чтобы еще и еще раз приобщиться к знакомым местам, встретиться с интересными людьми и написать об этом.

Однако возраст, а вместе с ним и болезнь все чаще давали о себе знать. И он остро стал ощущать свою оторванность от Брянщины. Вот что писал Георгий Васильевич в сентябре 1994 года брянскому литературному критику Евгению Потупову: «Я сгибаюсь под тяжестью написанного мною — повести о последней любви Тютчева, повести о Мальцеве, приключенческого романа на пограничную тему, повести о селе, рассказов о любви, новых стихов — все это объемом более двух тысяч страниц лежит пока невостребованным на моем столе... Понимаю, что пишу в стол, что моя писанина никому не нужна...»

Вот здесь Георгий Васильевич ошибался. Можно повторить, что его талантливые произведения о Тютчеве, Мальцеве, Толстом, его стихи увидели свет в книгах и нашли широкого читателя. Но не все, что написано Метельским, востребовано и издано. Издано при жизни. Скончался Георгий Васильевич в своем рабочем кабинете среди окружающих его книг. Как-то он сказал, уже будучи тяжело больным: «Я продолжаю несмотря ни на что работать ежедневно, ибо помню завет известной писательницы Мариэтты Шагинян — рабо­тать нужно до последнего дня жизни. Вот и я не сижу без дела. Правда, сейчас не могу без возмущения читать статьи, в которых вся наша прошлая и настоящая жизнь поливаются только черной краской. Поэтому хочу написать о тех ростках нового, светлого, положительного, которые пробиваются, несмотря на трудности и невзгоды, которые вместе со всей страной переживает и мой родной город...»

Что вышло после этого признания из-под пера писателя, не берусь судить. Надо думать, он сдержал свое слово и когда-то все написанное им увидит свет. Метельский того заслуживает. И бе­режнее других все его изданные произведения, видимо, будут храниться в Стародубской районной библиотеке, которой, возможно, присвоят имя писателя-земляка. Как и одной из новых улиц города его детства.

 


Источник:

книга Петра Чубко

"На пороге столетий"

Историко-краеведческие очерки, выпуск журнала "ПЕРЕСВЕТ" (№ 1-4, 1998 г.), "Пересвет", 1998, 224 с.

стр. 130 – 138., глава 19.